Я хочу победить. Хочу победить. Хочу победить.
Я хочу быть первой. Хочу, чтобы меня уважали.
Я хочу, чтобы меня все замечали.
Я хочу, чтобы обо мне сказали: «Сато-сан — прекрасный работник. Как хорошо, что мы ее взяли».
Но даже если бы я добилась своего, стала лучшей, — какой толк от производственных показателей? Кто их видит? Мою работу трудно измерить. Я писала отчеты, а по ним разве оценишь мои выдающиеся качества? Я выходила из себя. Как всех заставить обратить внимание на мои способности? На той вечеринке я услышала, что меня взяли в фирму по блату. Значит, надо найти способ, чтобы выделиться.
Первым делом я задвинула Ямамото. Итак, университетских было семеро из ста семидесяти новичков. Нас в шутку называли «великолепной семеркой», и мы все время находились в центре внимания. Почему к нам приклеилась эта кличка? Да потому, что мы проникли в мир, созданный мужчинами. Они господствовали на этом совершенно не изученном «диком поле», где не было других женщин.
Все в фирме смотрели на нас. Меня чужие взгляды вдохновляли. Однако было ясно, что главный центр притяжения — Ямамото со своим самым престижным университетом. Образец отличницы, красавица, короче — лучше некуда. Какой смысл париться на работе, когда у всех на глазах такой блестящий пример?
Ямамото постоянно находилась под моим прицелом. Стоило ей появиться в новом костюме, как я старалась разузнать, из какого он магазина, чтобы купить такой же. Я стала подражать ее манере в задумчивости подпирать пальцем подбородок. Когда она задавала вопрос на летучке, я, как и она, тут же поднимала руку. Как только начальство вызывало Ямамото на беседу, я теряла покой, и работа валилась у меня из рук. Вдруг ей поручат какое-то дело, а мне ничего не скажут, и все лавры достанутся ей одной?
Надо было каким-то образом утереть Ямамото нос. Однако она всегда шла впереди меня. Хотя бы на шажок. Очень походила на ту самую Мицуру. Тот же невозмутимый вид: мне все дается легко, без усилий. Противная девка! Плюс ко всему — смазливая физиономия, показная готовность всегда пойти навстречу, никогда не откажется чай начальству принести. Разговор поддержать умеет. Все ассистентки относились к ней очень хорошо, но у меня она вызывала досаду и раздражение. Я носить чашки не хотела и смотрела на Ямамото как на изменницу, предавшую нашу «великолепную семерку». Ни гордости у человека, ни воли. Разве так ведут себя в «диком поле»? И все равно она всегда в центре внимания. Разве это справедливо?
Как-то раз я проходила мимо отсека, где мы готовили чай, и увидела там Ямамото. Рядом с ней стоял большой поднос с чашками, их было много — штук тридцать. Она их мыла. Назначила себя дежурной по кухне, взяла на себя роль, которой я пренебрегала. Для чего мне такая «честь»?
— Послушай, зачем тебе этот чай? Нас не для этого сюда взяли, — упрекнула ее я.
— Ой, Сато-сан? — Ямамото обернулась на голос, подтягивая рукав блузки. — Ну что поделаешь? Если не я, другим девчонкам придется. Чего хорошего?
— Вот и замечательно! Им все равно делать нечего. Как ни пройдешь мимо — все сплетничают. Или про парней, или про наряды и косметику.
— Неужели? Вот бы мне такую жизнь!
Ямамото обернулась. По коридору шли несколько девчонок-ассистенток. В то время женский персонал должен был носить униформу — темно-синий костюм и белую блузку с длинными рукавами. Зимой к этому наряду полагался еще кардиган, тоже темно-синий. Летом ходили с короткими рукавами-воланчиками. Только нашей «семерке» разрешили ходить в «штатском». Нас сразу можно было отличить. Девчонки с пластиковыми пакетами в руках, похоже, бегали за бэнто к обеду и теперь весело болтали о чем-то.
Я презрительно улыбнулась:
— Чего в них хорошего? Из школьниц так и не выросли. Получают мало, будут вечно ходить в помощницах — сними копию, принеси чайку… Кроме этого, больше ничего не умеют. Я не такая. У меня жизнь — это работа. Жизнь нелегкая, не то что у тебя. У меня мать и сестра на шее.
— Да уж. — Ямамото оставила чашки и вздохнула. — Ты не такая.
— Тебе не нравится?
— Что ты? — Она нахмурилась, словно я спросила что-то совсем несуразное. — Но я правда так думаю. Ты здесь выкладываешься, а мне эта фирма разонравилась. С какой стати все смотрят только на нас? Сплетничают о нас в кабаках каждый день: они то, они сё… То у них бабы — пустое место, то вдруг превозносить начинают. Тебе не надоело?
Я покачала головой:
— Чтобы не надоело, надо больше работать. Вот я и стараюсь.
Ямамото посмотрела на меня:
— Здорово! Ты молодец! А вот я хотела бы ассистенткой. Чтобы тихо, спокойно… А потом вообще уволюсь.
— С таким трудом устроилась и…
Она кивнула:
— Конечно, когда я говорю, где работаю, подруги такие глаза делают! Повезло, еще как! В строительстве сейчас бум, а фирма — на первом месте, за границей ее знают. И зарплата — дай бог. И работа — если к ней по-серьезному относиться. Но меня это все не трогает. Нас слишком нагружают. Для меня — чересчур. Надоело все время думать о работе, пахать больше мужиков. Все равно мы не можем стать такими, как они. Да я и не желаю. Работать я, конечно, хотела, но в таком режиме мне это просто не по силам.
Ямамото стала быстро разливать чай из большого чайника. Самая большая чашка, расписанная названиями рыб, принадлежала шефу. Он получил ее в подарок в какой-то сусичной. Женщины у нас в основном пили из детских кружек с персонажами вроде Микки-Мауса и Снупи. Мужчины владели разномастными чашками, весьма непрезентабельными. Скорее всего, из семейных сервизов, купленных женами.